Ностальгическое эссе.

[boobookitty]

Вдруг захотелось изложить настроение в эпистолярном жанре после поездки в бабушкину квартиру за гостинцами с дачи.

ЭССЕ

Непредвиденная вечерняя поездка по Владивостоку открыла мне его красоту в новом ракурсе. Мы вместе с мамой поехали к бабушке, нужно было забрать гостинец. Я провела в той квартире первые четыре года жизни, а затем регулярно гостила лет до четырнадцати. Дом очень старый, трехэтажный, с узенькими подъездами и маленькими лестничными пролетами, деревянными перилами. Последний пролет, ведущий на чердак, деревянный. Его ступенько глухо скрипят под ногами, в этом кроется неповторимый уют. В детстве мы залезали туда пару раз, украдкой, забираясь сначала на большой деревянный ящик, в котором традиционно хранились запасы дачной картошки, а затем кто повыше первый залезал в люк и помогал остальным. На чердаке было относительно просторно, пахло опилками, стоял какой-то верстак, очевидно, там занимались столярными работами местные умельцы. А в круглых отверстиях под крышей всегда сидели стайки голубей, в теплые дни спускавшиеся на карниз бабушкиных окон (ее квартира на третьем этаже). Их курлыканье навсегда связалось у меня с уютом.
Ниже дома раньше был детский сад, куда я ходила. Здание давно заброшено, выгорело изнутри, почти ничего не осталось от оград. Все казалось таким большим в детстве. Весь микрорайон словно часть меня: застывший в том времени, но потрепанный настоящим, маленький, сжатый, покинутый теплом солнца и жизнью, но предпочитающий забвение и одиночество, потому что вмешательсто извне способно разрушить эту хрупкую систему, будто карточный домик.
Рядом с домом бабушки стоит еще один, несколько новее, но не менее памятный. Странный парадных вход будто пришел из иной эпохи в современном исполнении. Непропорционально высокий, с высокими тяжелыми дверьми, что-то в духе админимтративных зданий времен Сталина. Спустя двадцать лет стоят все те же двери, хотя даже бабушкин подъезд венчает металлическая дверь с домофоном.
Все дороги, ведущие от дома бабушки, грунтовые. Не помню, чтобы их хоть раз пытались закатать под асфальт. Прямо вниз от дома идет небольшой частный сектор, там еще можно увидеть деревянные одноэтажные домики, как в деревне. Жильцы все еще пользуются рабочими водонапорными колоннами и туалетами во дворах. Копают огороды и развешивают белье на улице. Справа же от дома еще одно примечательное здание. Парадная лестница к нему когда-то была увенчана столбиками с бетонными вазонами, засаженными цветами. Но один из них был разбит еще во времена моего детства, а на второй мы с удовольствием забирались.
Часть дороги над домом огорожена высоким бордюром, около семидесяти сантиметров высотой и пятидесяти шириной. Совсем маленькой я любила шагать по нему, а папа держал меня за руку. Теперь бордюр весь зеленый о порослей мха.
Далее дорога пересекает сопку. Район неудобен для застроек и бесперспективен, и это огородило его от перемен. Узенькие дороги, обрывки деревянного забора местами, заросли вьюнов на склонах, брошенные дома с зияющими чернотой маленькими окнами и заколоченными входами.
Я хотела бы заколотить свою память так же, чтобы спрятать в ее темных уголках холод шершавых поверхностей, запах древесных грибов, вырастающих на преющих стволах старых деревьев, и разогретого солнцем битума на крышах сараев. Я хотела бы возвращаться туда снова и снова, из года в год, чтобы что-то было в моей жизни постоянно и неподвластно времени. Неожиданно для себя я ощутила нежную любовь с родному городу. Наверное это и есть русская тоска о малой родине. Будь то целый город или привязанность к его маленькой части, в которой прошло детство.